Электрические киты [litres] - Александр Касаверде

– Видно, и правда сила острова работает, – говорю я.

Мы перемещаемся с одной точки острова на другую. Лана делает фотографии. Меняет объективы, чтобы получить разные ракурсы. И с камеры сразу скидывает удачные на телефон и тут же постит. И фотки также, как и эфир, набирают и лайки, и комменты.

А я просто наговариваю потоком сознания впечатления на диктофон, надеясь, что потом смогу что-то из этого взять. Так нас Борев учил; говорит, литература – это непредсказуемость, потому что, когда ты пишешь, может случиться такое, о чем ты и не думал никогда ранее. И он говорит, что уверен в том, что красота сиюминутна и случайна. Поэтому, если не знаешь, о чем писать, начинай громко стучать по клавишам и раскрой свое сердце. И познаешь прекрасное.

Вжиу.

Вжиу.

В полдень мы уже были на одном из самых зрелищных поворотов, который здесь называли Мертвой высотой. Вначале был подъем, а потом сразу же небольшой поворот. И вот мотоциклисты вылетали из него, как летающие рыбы. И далее на бешеной скорости выравнивали свои мотоциклы и мчали дальше.

Мы поставили камеру на штатив, чтобы записалось все. А сами пошли в кафешку. Ну как кафешку. Один из местных жителей, чей дом стоял возле трассы, расставил столики и, пользуясь случаем, задрал цены так, что «Старбаксу» за ним не угнаться, и с улыбкой предлагал гостям домашнюю выпечку. Мы взяли литровый пот фильтр-кофе и круассаны с сыром. Так что, можно сказать, почти полноценный обед.

И только мы развалились, согреваясь в лучах появившегося на несколько минут солнца, как что-то грохнуло. И я увидел, как к дороге бегут люди.

И Лана встала. И тоже пошла. Не побежала, а пошла. И буквально в двадцати метрах от нас скопилась толпа. Я иду за Ланой и вижу, что на обочину вынесли тело. Мужчина, видно доктор, прощупывает пульс. Лицо его каменное, непроницаемое. И он ждет и ждет. И я чувствую, что этот пульс словно повсюду. В висках, в воздухе, в каждом из толпы. Только не в лежащем у обочины. Доктор убирает руку. И все понимают, что пульса нет. Снимают шлем. И я вижу Мацуситу, с которым мы вчера братались.

Только лицо его серое. Землистое. Неподвижное. Ничего не выражающее. Опустевшее.

– Он умер, – говорит доктор.

И все воспринимают это как должное. А я хочу кричать: «Какого хера вы все так стоите! Как будто ничего не произошло. Неужели вам все равно?»

И один из местных говорит, что сколько здесь живет, никогда не видел, чтобы никто не умирал. Да что же поделать… все умирают, говорит другой. И мы с Ланой мчимся к нашему лагерю. Как будто в первый раз поняв, что это все взаправду, что это никакой не страшный фильм, не шутка и не магическое мышление. А что этот остров взаправду забирает жизни. И что взаправду смерть существует!

Но чем дальше мы удалялись от места аварии, тем меньше думали о произошедшем, потому что в другой части острова никто не знал о смерти. Или еще не успели узнать. И когда мы оказались в лагере, то увидели брызги шампанского. Медведь тряс огромную бутылку и поливал им все вокруг. И когда фонтан опустился, я увидел Рупу. Все праздновали его первый круг!

Лана бросилась ему на шею. Я пожал руку.

– Мы выиграли гонку? – спросила Лана.

– Нет…

Рупа качал головой и сиял.

– Призовое место?

– Нет.

– Какое?

– Девятнадцатое.

Мы молчим.

И он говорит:

– Предпоследнее… – И улыбается.

– То есть?

– У последнего полетел карбюратор, и еще двое погибли.

Он молчит.

– Мы видели Мацуситу.

– Я слышал, по громкой связи передали.

– И что… теперь?

– Теперь остался финальный заезд, – сказал Рупа. – А этот мы выиграли!

– Что выиграли-то? – спрашиваю я.

– Жизнь выиграли, – говорит Рупа. – По крайней мере, до следующего круга.

Первый концерт «Электрических китов»

Вечером в лагере обустроили сцену. В духе городских ярмарок.

Усилки «пионер» и пульт концертный, все как у людей. Синтезатор «норд-лид» какого-то лохматого года. И совершенно офигительные акустические и электрогитары «эмеральд». Ты до нее дотрагиваешься, блин, и уже будто слышишь диковинные рифы, сводящие с ума. Она легкая. Перышко в руках. Тело акустики, а душа электрическая. Как у меня, короч.

Ритм-секции живой у нас не было, и я скинул несколько треков на драм-машину. Мы же не фолк-группа какая-нибудь, чтоб без ударных. Мы постмодерн-рок. Ну это я сам придумал, потому что пост-рок был в двухтысячных, а мы уже после пришли, поэтому пусть мы будем постмодерн-рок.

Перед нами выступал какой-то дарк-метал в духе «Visions of sorrow». Сыграли они ужасно. Такой у них волосатый чувак. Лица не видно. Только патлы и борода. Все время в сцену смотрит. И рычит. И его группа, барабанщик и гитарист, делает все, чтобы этот рев заглушить. После такой группы кто бы на сцену ни вышел и как бы ни сыграл, хуже быть не могло. Наверное, в этом и есть вся суть отстойных групп на разогреве: вогнать в тоску зрителей и нагнать ожидания хедлайнеров.

Перед выходом на сцену еще раз украдкой проверил кольцо. Развернул кожаный мешочек, корона блеснула в лунном свете, и будто у меня внутри потеплело. И я, уверенный в нашем дебюте, вышел на сцену. И споткнулся.

Я вот все думаю: в этот момент все заколбасилось или уже после? Одним словом, гитара задребезжала, я уткнулся лицом во влажные доски сцены. И быстро поднялся. И тут смех где-то за кадром. Только это, сука, не ситком. А моя жизнь и первый концерт. Но я отряхнулся. Поправил гитару. Попытался разглядеть людей в толпе. Но из-за прожекторов видел только силуэты.

Я посмотрел на Лану. Она мне кивнула, мол, давай жги. И тогда я говорю фразу, которую всегда мечтал сказать.

Мы группа «Электрические киты»

Лана подошла к синтезатору. Пододвинула к нему стойку с микрофоном. И закричала, как заправский шоумен: «И мы завоюем сердца всего мира!»

– Йоу-у, давай отожги.

Я узнал голос, это был Леха. Они с Медведем отмечали первый круг Рупы. Но вот сам Рупа не пришел. По крайней мере, я его не видел.

Раздались жидкие хлопки. Но мне было все равно, потому что это наша с Ланой мечта, а не их. Верно? И я решил, что сделаю предложение прямо на сцене. И здесь важно сказать, что это были вторые сутки полнолуния и в рассылке я прочитал, что в этот день хорошо начинать новые дела. А еще лучше,